Неточные совпадения
Намотав на левую
руку овчинный полушубок, он выманивал, растревожив палкой, медведя из берлоги, и когда тот, вылезая, вставал
на задние лапы, отчаянный охотник совал ему в пасть с левой
руки шубу, а ножом в правой
руке наносил смертельный удар в сердце или в живот.
Тот
намотал конец полотенца
на правую
руку, другой конец перекинул через шею и взял в левую.
Такие складные удилища, хорошо отделанные, с набалдашником и наконечником, имеют наружность толстой красивой палки; кто увидит их в первый раз, тот и не узнает, что это целая удочка; но, во-первых, оно стоит очень недешево; во-вторых, для большой рыбы оно не удобно и не благонадежно: ибо у него гнется только верхушка, то есть первое коленце, состоящее из китового уса или камышинки, а для вытаскивания крупной рыбы необходимо, чтобы гибь постепенно проходила сквозь удилище по крайней мере до половины его; в-третьих, его надобно держать всегда в
руках или класть
на что-нибудь сухое, а если станешь класть
на воду, что иногда неизбежно, то оно намокнет, разбухнет и даже со временем треснет; к тому же размокшие коленца, покуда не высохнут, не будут свободно вкладываться одно в другое; в-четвертых, все это надо делать неторопливо и аккуратно — качества, противоположные натуре русского человека: всякий раз вынимать, вытирать, вкладывать, свинчивать, развинчивать, привязывать и отвязывать лесу с наплавком, грузилом и крючком, которую опять надобно
на что-нибудь
намотать, положить в футляр или ящичек и куда-нибудь спрятать…
— А как бы я стал мокрую-то снасть
на огниво
наматывать? Што ты, барин, Христос с тобой! Первое — мокрая снасть стоит коробом, не наматывается правильно, а второе — она от воды скользкая делается, свертывается с огнива… Мне вон как руки-то обожгло, погляди-ко!
Потянулся дядя Онуфрий, протер глаза и, увидев, что в тепленке огонь совсем догорел, торопливо вскочил,
на скорую
руку перекрестился раза три-четыре и, подбросив в тепленку поленьев и смолья, стал
наматывать на ноги просохшие за ночь онучи и обувать лапти.
Вижу, народ зыблется в Кремле; слышу, кричат: „Подавайте царевну!..” Вот палач,
намотав ее длинные волосы
на свою поганую
руку, волочит царевну по ступеням Красного крыльца, чертит ею по праху широкий след… готова плаха… топор занесен… брызжет кровь… голова ее выставлена
на позор черни… кричат: „Любо! любо!..” Кровь стынет в жилах моих, сердце замирает, в ушах раздается знакомый голос: „Отмсти, отмсти за меня!..” Смотрю вперед: вижу сияющую главу Ивана Великого и, прилепясь к ней, сыплю удары
на бедное животное, которое мчит меня, как ветер.
Граф Литта был в положении бумажного змея, свободно летающего в поднебесьи
на слабо натянутой бичевке, конец которой держал в своих
руках аббат Грубер и каждую минуту мог начать
наматывать ее
на руку и спустить змея с неба
на землю.